Журналисты и критики о театре: статьи, заметки, очерки и радиопередачи

Случайно в тот день я в Интернете увидел объявление. Московский городской Дом учителя приглашает на спектакль  «Мой бедный Марат» по пьесе Алексея Арбузова.  И решил сходить. 

А дело в том, что с некоторых пор я перестал свысока относиться к самодеятельным  творческим коллективам, особенно театральным. Причин несколько. Во-первых, там очень бережно относятся к драматургическому тексту, во-вторых,  никогда не произносят монологов скороговоркой. И в-третьих - не отвечают на сцене партнеру «угу, угу, угу» (опять же скороговоркой), как это бывает в жизни, когда с тобой говорит какой-нибудь референт или менеджер, показывая, что он торопится. Нет, в народном театре тебе добровольно свое время отдают и даже дарят. И все зависит от твоей восприимчивости, чувствительности. И еще мне нравится в таком театре делать открытия. Они случаются.

Вот и на этот раз мне повезло. По крайней мере, я понял по окончании, что во вступительном слове к спектаклю художественный руководитель Народного драматического театра Виктор Садовский довольно сильно поскромничал. Не буду, впрочем, забегать вперед, дальше вы все поймете. Ставить именно эту, как часто раньше писали, «арбузовскую» пьесу - драматург заслуженно считался вместе с Виктором Розовым лучшим советским театральным сочинителем – большая смелость и большая  ответственность. «Мой бедный Марат» не сошел с большой сцены в отличие от других его пьес и тут, как говорится, есть с чем сравнивать. «Марат» и в Москве в театре Моссовета с Домогаровым, и в Питере – не где-нибудь, а в самом БДТ. Но вот хватило у режиссера этой смелости. Хватило и ответственности, потому что спектакль, где сквозной железной струною через сердце героев проходит война, не получился скучным, как сейчас часто бывает. Наоборот, он получился возвышенным, но без всякого пафоса, с точным соблюдением чувства меры. В минималистской манере, воистину «на досках» - но любовь в нем высокая и искренняя, и в нее веришь, потому что актеры сумели ее сыграть именно такой. Как и патриотизм, подспудно звучащий и зримый «подспудно». А это главное в пьесе Арбузова, в той пьесе, в которой он, как сам говорил позже, «никогда бы не поменял ни строчки, и ни запятой». 

Режиссер прибавил к тексту драматурга лишь стихи, прозвучавшие до того, как открылся занавес. Стихи короткие, о цене людской крови и любви. И они оказались очень удачной и очень точной, опять-таки, прелюдией к тому действу, в котором война проходит лишь фоном, «кровь» - за окнами, точнее, за одним окном. И актеры, вслед за постановщиком, тоже, видимо, почувствовали высокую поэзию всего происходящего в арбузовской пьесе и не теряли этого чувства в процессе всей работы. И главное - на сцене. 

Марат в исполнении Алексея Бубнова заставляет вспомнить строки погибшего на войне Павла Когана - «Я с детства не любил овал//Я с детства – угол рисовал…», Леонидик, по рисунку роли, тщательно вычерченной Сергеем Кулешовым, не очень счастлив, как в пьесе, всегда занят собой, и даже ироничен к себе более, чем к другим. В конце концов, он это преодолевает – и получается поступок, благородный жизненный поступок. Он дает соединиться любящим. Лучше поздно, чем никогда. 

Особо об Оксане Выборновой в роли Лики.  Своей пластичностью и женственностью неожиданно она заставила меня вспомнить актрису Нонну Терентьеву – не очень известную, недооцененную, хотя работавшую с Иосифом Хейфицем и Олегом Борисовым, получившую высокие оценки в Канне и не раз приглашавшуюся в Париж и Голливуд. Дело тут не в манере или внешности, а пожалуй, в самом типаже – творческом типаже, который, навсегда, казалось, на нашей сцене утрачен. И вот надо же – случайная неожиданность: они, к счастью, встречаются, как я уже говорил. Терентьева как никто могла сыграть и женскую беззащитность и капризную жесткость, и даже холодную женскую жестокость – такой был у нее актерский регистр. И при внешнем несходстве, мне показалось, как зрителю,  что у Оксаны Выборновой потенциал тоже очень велик. Разумеется, сам диапазон роли в «Марате» много дает актрисе возможностей раскрыться. Но пластика театрального жеста – это нечто природное, из того, что «или есть, или нет», как у спортсменов и скрипачей. Отрадно, что обладая этой внутренней и внешней пластикой, актриса, как и Терентьева в свое время, не злоупотребляет своей способностью и не переигрывает.

Добросовестный театрал, возможно, меня сейчас заподозрил в преувеличении. В ответ, как не менее добросовестный театрал, я ему  посоветую найти время и направиться в Народный драматический театр при Московском городском Доме учителя. Лучше увидеть своими глазами, и потом  сесть и поспорить. 

И, кстати, об учительстве, о педагогике. Прямо за мной, в последнем ряду, сидели подростки из какого-то социального интерната. В начале спектакля на реплику Марата о поцелуях и произнесенных в ответ слов Лики: «Я люблю маму и никогда бы ее не огорчила» - зазвучали насмешливые словечки. Пришлось даже прицыкнуть.  Но уже к середине театрального действа проняло и интернатских. 

Это ощущалось даже по аплодисментам, чего я от этих ребят никак не ожидал.

Наверное, театр – на самом деле, лучший способ воспитания…